ЯКОВ ЕСЕПКИН | страница 41

Яков Есепкин



Сонник для Корделии



XXVI



Пурпур свеч на фаянс излием,

Сумасшедшие музы навеют

Сны юдоли – зерцай Вифлеем,

Царь Аид, хлебы днесь не черствеют.



Парфюмерные чаши пусты,

Институтки уже недыханны,

Чрез востечные пеною рты

Соклинают нас мертвые Ханны.



Зри – се юдицы чад волокут

Ко столу вдоль порфирных колонниц,

Се мешают к серебру цикут

Нашу кровь из червовых солонниц.





XXVII





Утро с Идой, к вечериям Ад

Иудейские брашна готовит,

Полон плесенью винною сад,

Где еще всех Урания ловит.



Хороша финикийская злать

Ко обрядовой тьме и червицам,

Вишням сгнившим одно исполать,

Слава мраморным сем колесницам.



Нас теперь и в серебряной мгле

Отличат ли сильфид пировые,

С тусклой ветошью всяк на челе –

Хоть испейте алмазность впервые.



XXVIII



На осповницах вязи свечной

Золотые лафитники сдвинем,

Благоцарствуй, диамент ночной,

Желть юдольная, вейся о синем.



Нас Геката сама позвала,

Всепорфировым жалуя цветом,

А иных августовская мгла

Совлекла с небодержным корветом.



Но смертливые осы летят

И серебро начинено вишней

Ядовитой, и зреть не хотят

Небы смертников битвы давнишней.



XIX



Башни смерти опять взнесены

Меж вифанских обсид и склепенья,

Ароматами черной весны

Задохнулись архангелы пенья.




Волны стансов, несите легко

Наши утлые судна и тени,

Сколь мечтали парить высоко,

Хоть и кровью отмоем ступени.




Розы вынут со тусклых перстов,

Бледных мальчиков патина спрячет,

Мы диамент прельем изо ртов –

Сим лишь вечно Урания плачет.

XXX



Данаид восприветствует мгла,

Грасс оплачет их юность пустую,

А у каждой в гортани игла,

Станут помнить юдоль золотую.




Май утопленниц нежил всегда,

Виждь сейчас белотечность дурмана,

Ныне темная плещет вода

О граниты земли Ханаана.




Сколь молчим тяжело, говорит

Кто за ангелов бездны синайской,

Где у всех меж губами горит

Цветь с водою и кровию майской.

 

Яков Есепкин



Сонник для Корделии



XXXI



Перевили червонной тесьмой

Фарисеи пасхальные хлебы,

Мы урочны Гекате самой –

Тьму лием на преветхие небы.



Се и в чаше каждится вино,

Се царевны с удавками чезнут,

А юдицы румяны одно,

Всё никак со балов не исчезнут.



Виждь, сумрачный Эреб, это мы,

Залиясь нощной кровию, плачем,

И биемся во барвах тесьмы,

И фаянсы юдольные прячем.



XXXII



Тьмою выбьем опалы свечей,

Где престол, там юдоль и мытарства,

С иудицами шлют палачей

Нам вдогонку загробные царства.



Что и майские ночи белить,

Мы одне бродники обминули,

Время панночек злых веселить,

Ах, опять нас, опять обманули.



Звезды наши темней и темней,

Их серебром тиснят фарисеи,

И стоим подле ветхих сеней,

И не минем оцветники сеи.



XXXIII



Шелк онижет царевн ложесны,

Восстенаем о персях Аделей,

Что еще псалмопевцы темны,

Зри – серебро течет с асфоделей.




Хоть на миг бы к пенатам своем

Изойти: ах, еще червотечность

Вдоль зерцал превиется, пием

Здесь одну мы вишневую млечность.




Аще ядами Цин упоят,

Ангелочки столы обиходят,

Где цветницы во злате стоят

И века из гостей не уходят.




XXXIV



Яд в лафитники вылил Эреб,

На столах отравленные вишни,

Мы алкали порфировых неб,

Наши смертные муки всевышни.



Мародеры бегут по следам

И колодницы пьяные с ними,

Кто не лгал Гефсиманским садам,

Пурпур наш оцветающий ими.



Темнокрасным ведите каймы,

Дочек царских сурьмой обнимая,

Хоть виждите – се мы, это мы

Вопием у цветочников мая.



XXXV



Фрея златом восплачет, август

Благолепый пречествует сводность,

Мы со гипсами выбитых уст

Исторгнем, исторгнем неисходность.



Ах, пенаты сиротски темны

И давно пировые утихли,

Нас юдицы в кошмарные сны

Завлекли, это вервие их ли.



И царевны удавками сех

Овитые, и бродят садами,

И лилеи горят о власех

Мертвых дев, осененных звездами.

 

Яков Есепкин



Сонник для Корделии





XXXVI




Злато с кровию чинно горит,

Ночи августа полны звездою,

Темный яхонт ли, тусклый нефрит

Персью днесь упоен молодою.




Ах, гляди, злой август, уповай,

Се пируют не наши ль родные,

Столы внове ломит каравай,

Яды антики все ледяные.




Возрыдаем немолчно, тайком,

Яд в начинье со вишнями бросим,

И стоим – всяк с подвальным рожком,

А вина золотого не просим.



XXXVII





Сильфы лета, воспойте юдоль,

Сон пенатов, души именины,

Здесь летает пурпурная моль,

В гости к нам торопятся менины.



Что юдицы кляли Аквилон,

И толченого мало стекла им,

Ждут еще наши тени Колон

И Вифания, и Ершалаим.



И явимся во злате, белей

Статуй гипсовых, мраморных циний –

Плакать сени вишневых аллей

И алкать яд из битых начиний.




XXXVIII





Веселись, иудиц толока,

Днесь и августа роскошь червива,

Блюд нектарных ослада горька,

Лишь пеют чернокнижники -- viva.




По ланитам невест золотых

Галилейские змейки плетутся,

Несть звездами очей превитых,

Одеонами ль каддиши чтутся.




Пир нетленный юдольно горит,

Чермных роз нанесли в пировые,

И архангелы бьют лазурит

И сурьму на чела меловые.




XXXIX






Небо наши узнает цвета,

Персть и звезды бессмертие чтили,

Бледность розовых кущ прелита,

Где честные зерцала светили.




Тяжко ль бремя пурпурных садов,

Кто ответит Вифании, Аде,

Не осталось шелковых следов,

Балевницы черствятся во гладе.




Тронный август был милостив к сем

Пировым антикварным, шестовкам,

И темны мы, и звездность несем,

Ночь по бледным лия окантовкам.




XXXX




Виждь – смертливые осы летят,

Над вишневыми сенями тают,

Дочки царские нас и почтят,

Убиенных легко почитают.



Ах, скорее бегите сюда,

Молодые сильфиды, вернулись

Во плоти мы, пусты невода,

Боги ада от нас отвернулись.



Доливая в начинье вино,

Суесловя, еще пировайте,

И звездами тисните рядно,

И язмины юдоли срывайте.

 

Яков Есепкин



Сонник для Корделии





XXXXI




Не витийствуйте, дивы, тернец

Нас забыл, Галилея уснула,

Роз Колона слепящий венец

Мгла во мирт и сандал обернула.




Хоть следите: путрамент в желти,

Крысы лезут со мускусных аур,

Золотых ли магнатов спасти,

Мел Электре идет, се и траур.




Жгла порфирная кровь не листы

С голубою канвой, а листовки,

Днесь муары алмазно чисты,

Но горят их, горят окантовки.




XXXXII




Жалки тверди юдольной балы,

Чернь всеподлая тщится вельможить,

Но псари и колодницы злы,

Их веселье блядям не умножить.



И зачем нас позвали сюда

Феи Ада, нет глуше местечка,

Где волхвов обманула Звезда,

Тлеть и может ли таинства свечка.



Ныне вечери столы красны,

Дискос полон вином отравленным,

И лиют нам цикуту чрез сны

В уши юдицы с воском тлеенным.



XXXXIII




Бал претмился и здравствует бал,

Шелк меловым бывает и течным,

Сад вишневый божественно ал,

Хоть на мрамор подайте увечным.




Тусклой выбили кровью столы,

Антиохия нас ли забудет,

Ах, камены еще веселы,

Здесь иных аппликаций не будет.




Именитство у Циты блажной,

Всех и ангелы тянут к гиадам,

Се – июль и эклеры, и зной,

Мы величье дарим колоннадам.




XXXXIV



Сколь идут убиенным шелка,

Аквилон ли, Тартария будут

Воев нежить, каких высока

Смерть и мука, сие не избудут.



Нас по царской осанке искать

Отряжали губителей Ада,

Так и станем еще потакать

Бледным феям Эдемского сада.



Лейте, сильфы, из амфор вино

В уст цариц вековую прозрачность,

Лбы их нощно белы и темно

Пламя роз, пьющих денную мрачность.



XXXXV




Дышит негою мертвой Колон,

Во крови меловые лилеи,

Здравствуй, скорбность, молчи, Аквилон,

Что Ефесу цветки Галилеи.




Аониды, сапфирным звездам

Счет холодный вести ли, стеная,

По оцветшим эдемским садам

Пусть влачится планида иная.




В Христиании ждут нас давно,

Хлебы Райанон маками рдятся,

И горит золотое вино,

И меж теней царевны садятся.

 

Яков Есепкин



Сонник для Корделии



XXXXVI



Спи, юдоль, божевольные сны

Всем обещаны темным Эребом,

Се язмин подле яркой стены,

Се и мы под аттическим небом.



Сени ветхие тех ли почтят,

Нет милей им теней удушенных,

Боги Ада еще ль и хотят

Видеть нас меж гостей оглашенных.



Затрапезная челядь, псари,

Вдов юдицы позвали на тризну,

Мы пророки были и цари,

Чти, юдоль, хоть бы нашу старизну.



XXXXVII




В белых розах младенцев найдут,

Камни шелком совьют и цементом,

Нас к вечере юдицы не ждут –

Застилайте столы диаментом.




Пир ли это, алмазные ль сны,

Бьются тени и крысы чумные,

Яко звезды таят ложесны,

Петь оцветники сем ледяные.




Змеи червные свились по лбам,

Пляшут Цины вкруг морочной ёлки,

И сквозь перстные кости к губам

Всё тянутся кровавые шелки.




XXXXVIII




Уставляйте начиньем столы,

Гипсы любят балы роковые,

Лорелея, сколь мы веселы,

Антикварные се пировые.




От порфирнозлатой мишуры

Дивной мглой всемерцают сувои,

Сколь и Божии звезды остры,

Сколь белятся траурные хвои.




Будут свечки во злате пылать,

Будут ангели плакаться Леям,

И еще воскричим – исполать

Белым гипсам и темным аллеям.




XXXXIX




Иль темно от капрейских садов,

Истончились алмазности мая,

Вновь несут ли червицу плодов,

Се испьем, путраменты взнимая.




Днесь и пир: увивайте ларцы

Нашей кровию темной, Эдемы,

Вечность горние клонит венцы,

Се пифиям еще диадемы.




Хмель с музык бесталанных собьет,

Перси ядные шелк обесцветят,

Всех червница рябая увьет,

Яко мертвые пламена светят.

 

Яков Есепкин





Порфировый шелк



I



Невский мраморник нощно зальют

Падом звездным и желтой половой,

И пифии венечье скуют

Нашим теням со крошки меловой.



Развели аониды ль мосты,

Мертвых рамена жгут ледяные

Крестовицы и розы желты,

Имут челяди цветы иные.



Над обломками гипса века

Плакать царским невестам успенным,

Ах, Пиитер, юдоль высока,

В сей гореть лишь теням белотленным.



II



В персть меловые яды сольем,

Щедр август на столы залитые,

Упоен виноградом голем,

Тлят Елеон сурьмы золотые.



Се искрится небесный арак,

Томно дивы снуют меж столешниц,

Мед истек во ложесны и мрак

С уст чумою вседышащих грешниц.



Кубки наши звездами полны,

Пьем с царями успенными вечность,

Где погибель таят ложесны

И вишневых тенет червотечность.



III



Кто не предал, реки, немота,

Гипс звучнее и мраморов нега,

Не Цилию кровавостью рта

Остановим – червление снега.



И кому Слово молвить, одне

Галилейские змеи взлетают,

Каждый отрок всебледный в огне,

Губы наши сукровично тают.



Не молчите хотя во крови

Убиенных царевн желтопалой,

Горше нет юродивой любви,

Тлеть и тлеть ей над глиною алой.



IV



Алавастры не держат вина,

Пировают Алеппо и Дельфы,

Пьют цари до червового дна,

Алчут кафистов темные эльфы.



Мгла в зерцальниках ночи темней,

Кто и чахнет над вишней тлеенной,

Се Геката и пурпур на ней –

С благолепых цариц обиенный.



Те балы присновечно текут,

Ныне воск их течется на мрамор,

Где со кровью серебро цикут

Нам заносят юдицы из камор.



V



Сабинянок Европа во снах

Летаргических видит меж лилий,

Чуден вечности белый монах,

А кого и неволить, Вергилий.



Были пиры – литаний огни

В Христиании сказочной тлятся,

Камераты умолчны одни,

Где Щелкунчики зло веселятся.



Подвигает бокалы давно

Чернь за стойками ниш бакалейных,

И червовое сребрит вино

Гробы спящих царевен лилейных.

 

Яков Есепкин





Порфировый шелк



VI



Се, Вергилий, тенет мишура,

Нас ли ждали честные сильфиды,

Меж цевниц источаются бра,

Где сновали безумные Иды.



Червой стянут серебро волхвы,

Был февраль, днесь музыка иная,

Кутия солоней пахлавы

И печальна юдоль всеземная.



Суе плакать, блаженен и смрад,

Хватит звезд – темнотой упоенных,

И гниет золотой виноград

Под стенание маршей военных.



VII



Темновейный атлас убелят,

Выжгут чермные нити златые,

И успенные души вселят

В наши тусклые тени витые.



Что алкали юниды вино,

Змеи в кубках лежат ассирийских,

От камен мы бежали давно,

Всех сочли на развалах астрийских.



И внимай – пиры вечности мглы

Облачили во тлен, а доныне

Мертвым шелком превиты столы,

Где серебро точится по глине.



VIII



Всекричим, а лиется одна

Только немость, окончены речи,

Вновь колодники алчут вина,

Гои вьют со перстов наших свечи.



Не тоскуй, Береника, волос

Яд твоех денных лилий желтее,

Мы воспоим еще невских ос,

Поклонимся еще Византее.



А к столам совлачат, забывать

Сны о милой юдоли и свечность

На просфирках – и будем свивать

Вдоль зерцальниц червовую млечность.



IX



Красных лотосов огнь угасят,

Ад ли ведал порфиры земные,

Днесь еще псалмопевцы висят

На столбах, лишь сие именные.



Круг пустое начинье одно,

Тьмы кротов меж халвы копошатся,

Звезды цветили хлеб и вино,

А волхвы к нам зайти не решатся.



Пир гудел, се и гамбургский счет,

В назидание ветхим ученым

Дев кургузых Геката влечет

Ко цветочницам тьмой золоченым.



X



Шелк на плаху стелят палачи,

Леворукие тризнят безглавых,

В перманенте алмазной парчи

Как и мальчиков помнить кровавых.



Утром челядь отмоет полы

Во ярких грановитых палатах,

Иегуде и Низе столы

Разбирать: яд ли, мел на салатах.



И таились, и свеч перманент

В кровь мешали, се пряча за троны,

А одно выдал всех диамент –

Нощно им серебрятся короны.

 

Яков Есепкин





Порфировый шелк





* Книги Якова ЕСЕПКИНА представили Россию на Международных книжных выставках-ярмарках в Белграде и Стамбуле. Творчество нашего современника, выдающегося писателя с мировым именем стало предметом дискуссий литературоведов-славистов.





XI



Стол Гиады пустой застелят,

Кровь оцвета довыпьют лилеи,

Яко гипсом кронпринцев мелят,

Нас о желтии вспомнят аллеи.



Ах, серебро еще исторгнем,

Течный мел воздыхай, Иегудим,

Кто и пил с ангелочками – нем,

Никого, никого мы не судим.



Здесь любили честно пировать,

Яко мальчиков сех не дождаться,

Хоть и будем с лилей обрывать

Лепестки и во желть соглядаться.





XII



Кровь лиется из амфор златых,

Опьянели царевны во шелках,

Это мы ли меж камор пустых

Свечки тлим о рисованных волках.



Виждь – еще иудицы бегут

С молодыми волками Галлеи,

Сколь звездам сумасшедшим не лгут

Циминийского леса аллеи.



Чезнет хором, червово рядно,

А за сем нас колодники ждали,

И со кровью мешали вино,

И на вишнях юдольных гадали.



XIII



Губы миррой свечной затекут,

Нощь во красном увьют леониды,

Август, дичь ли, десерт совлекут

Из подносов твое аониды.




Вот фаянсы и севрский вазон,

Гобеленов фламандских призрачность,

Гребни масла тяжелый озон

Тще взбивают, се тленная мрачность.




Нас прожгло леонидами вкось,

Чернокосые остия рдятся,

И в зерцальную тусклую ось

Битых мрамров обломки глядятся.




XIV



От белен мы и стали темны,

Веселятся юдицы, алкают

Мед с серебром о свете Луны,

Им еще и еще потакают.



Се опять фарисейская мгла,

Держат вина фаянсы и млечность,

Юродные сидят круг стола,

Сех тостовник за нашу ль увечность.



Ах, Моцарт, яды паче земных

Испили мы и вновь соявились –

Доплетать меж цветов ледяных

Кровь на свечи, какими превились.



XV



Побежим с князем нощи туда,

Где пенаты в сиреневой пудре,

Где небесностью дышит Звезда

И пеют о блажном златокудре.



Ах, чудесна сия карусель,

Юровая беззвездная шара,

Так и мы не тушили досель

Тусклый огнь грозового пожара.



Кто увечных казнил, сонимай

Ото яств неготечные губы,

Плачь фаянсы в крови и внимай,

Как рыдают о нас душегубы.







* Контакт: mettropol@gmail.com

 

Яков Есепкин





Порфировый шелк





* Последовали годы забвения и молчания, однако Есепкин по-прежнему оставался кумиром андеграунда. Постмодернисты длительное время пытались, хотя и безуспешно, сделать закрытое имя знаменем своего движения. Писатель нон-конформист создал отличное от ранее известных направление в литературе. Более полутора десятков лет он работал над эпико-лирической сагой "Космополис архаики". В 2002-м году ее минималистическая версия все-таки была издана в Санкт-Петербурге. Через год Есепкина приняли в Российский союз писателей.



Цитата из презентационного текста на Белградской и Стамбульской Международных книжных выставках-ярмарках



XXVI



Сонмы юных меловниц тонки,

Юровые каждят асфодели,

Были мы на помине легки,

Веселитесь и пойте, Эдели.



Се, пасхалы еще отисним

Желтозвездною нитью витою,

Се Аид и Геката за ним,

Желть ли видят еще золотою.



Нанесли данаиды к столу

Вин дьяментность, а блеск собиется –

И прельем во колонскую мглу

Цвет граната, пусть нощно виется.



XXVII





Ах, серебро, серебро течет

По ланитам царевен успенных,

Сам Аид их шелками влечет

Меж цветниц и зеленей всепенных.



И опять во фаянсах столы,

Яства дивные ночь сочетает,

Разве млечность немолвнее мглы,

Вижди – кафисты Парка листает.



Но, юдоль, восцветай и цвети,

Прещадятся лишь в пирах святые,

Где биют на отравной желти

Аониды цветки золотые.



XXVIII



О магнатах восплачет юдоль,

Хлад точеных рубинами башен

Затечет под кессонную столь,

Бойтесь, челяди, княжеских брашен.



Одалисок туда повлечет

Шелест крови, тоска дворовая,

За убитыми пурпур течет

И лиется арма вековая.



А фарфором уставят столы,

Севрских ваз растопится алмазность,

Мы еще со базальтовой мглы

Выйдем – жаловать юд неотвязность.



XXIX



Сребротечные Леты брега

Помнят нежные сны Теофиля,

Бледных нимф днесь темны жемчуга,

Мышь летучую ловят на криля.




Се реальность, не вымысел спит,

Замки тешат немые старлетки,

Белошвеек дворцовых слепит

Кровь меловая в яде серветки.




Чудны сильфам воздушные па,

Сены желти, огней колоннады

Близ Невы и взыскуют столпа

Неподвижность сех волн променады.




XXX



Май пенатов темней и темней,

Аще помнят еще пировые

Бледных юношей в слоте огней,

Сим восклоним цветки юровые.



Ровно будут клониться они,

Виться желтию станут цветницы,

Где и след небозвездной родни,

Травят мраморных чад иудицы.



А и туне серебро несут

Аониды к столам и сервенты,

Никого, никого не спасут

Палых звезд и цветков диаменты.





* Контакт: mettropol@gmail.com

 

Яков Есепкин





Порфировый шелк





* Полный текст "Космополиса архаики" распространялся в андеграундной среде и Интернете, передавался из рук в руки. Грандиозное сочинение обрело негласный статус последней великой русскоязычной книги, ставшей настольной для интеллектуалов новых поколений. О "Космополисе архаики" написаны сотни статей. Первая очевидная параллель -- с "Божественной комедией" Алигъери. Структура произведения Есепкина сложна, многопланова, полифонична, текст разделен на автономные полисы, строго организован и выверен.



Цитата из презентационного текста на Белградской и Стамбульской Международных книжных выставках-ярмарках



XXXI



Кровь опять во фарфор налита,

Экономки, балуясь диетой,

Чахнут, Кадм, не сие ли тщета,

Суе плакать над патиной этой.



Будут помнить менины письма

Содомитских балов инфернальность,

Что ни слово, то яда тесьма,

Па любое чарует банальность.



А наставят серебром и тьмой

Всенощные столы Терпсихоры,

Мы тогда ядовитой сурьмой

Овием выписные фарфоры.



XXXII



Над божницами фурии бдят,

Кровью сотканы гофры утиля,

Князи ночи пиют и ядят

В замках викторианского стиля.



Волны по две бежали всегда,

Набегали, струились, а ныне

Льет винтаж во Пиитер Звезда,

Ей одной поклоняться твердыне.



Руза, Руза, танцуй и пьяней,

Желтоядны сие менуэты,

Хоровод августейших теней

Свили желтию морной виньэты.



XXXIII



Златоструйный фаянс уберут

Со столов и кровавые гипсы

Феи выставят вкось и замрут,

Мглы садовниц не любят Калипсы.




Что пируют наперсные тьмы,

Балевать сим преложно о злате,

Бледнотлея во гребнях сурьмы,

Григ тоскует днесь в мертвом Пилате.




Христиания ждет ли иных

Сумасшедших взыскателей неба,

Вот и мы – черствость ран теменных

Идет макам пурпурного хлеба.




XXXIV



Померанцевых свеч остие

Запечатают гипсом аллейным,

И увиждим тенета свое,

И сумраком увьемся келейным.



Что пиры – бытие истеклось,

А фаянсы таят всеизветность,

По витому серебру и вкось

Разлетается майская цветность.



Цин ли в зеркалах тлил Аваддон,

Круг свечей нощно те пировают,

И, смотри, на цветочный поддон

Присноветхую кровь соливают.



XXXV





Любит мрамор бессмертия мглу,

Темных сильфов холодную мрачность,

Веретенницы ль носят к столу

Циминийского леса призрачность.



Фарисеев и бледных детей

Над креманками зреть им пустыми,

Белый снег обнаженных костей

Увиен всетенями златыми.



А начнут очи в ядах цвести,

Панн колодных червницы заморят,

Соявимся – безсмертно тлести,

Где с огранником Цинии спорят.





* Контакт: mettropol@gmail.com

 

Яков Есепкин





Порфировый шелк





* Масштаб эсхатологических картин, совершенство письма, его метафоричность, символика образов ставят книгу нашего современника в один ряд с выдающимися литературными памятниками разных эпох. Само по себе такое сопоставление можно рассматривать как художественный и эстетический феномен. Однако и эта параллель объективно детерминирована. Аутентичное письмо Есепкина с нарочито архаическими речевыми конструкциями, минорным и камерным звучанием текстового материала, едва ли не мраморной строфической графикой претендует на некую новую эталонность.



Цитата из презентационного текста на Белградской и Стамбульской Международных книжных выставках-ярмарках



XXXVI



В павильоне фарфоровом тьма,

А белеют китайские воски,

Были мы властелины письма,

Славу пели Аиды и Тоски.



Истуканы, Гораций, одне

Меж кровавых и вьются подолов,

На фалернском гадают вине

И манят абиссинских идолов.



Аониды, наставив столы,

Затянут всекартавые строфы –

Мы воспишем хоть каддиши мглы

Им из цинковых неб Гологофы.



XXXVII



Рембрант выпишет сей полумел,

Гойи хладностью мглы пресладятся,

Тьмы садовник с парчою немел,

Где алмазные крысы плодятся.




Нощно грации серы полны,

Се Колонский музеум, Даная,

Тлесть амурам на гребне волны,

Перси белых рабынь вспоминая.




Волны злые, бегите в свое

Колоннады и темные гроты,

Аще бал – это бал у Готье,

Здесь пусть хлебы взыскуют сироты.

XXXVIII



Лей, нисан, озолоты во смрад,

Источайся над стольной червицей,

Темный купол сотлил вертоград,

Всякий псарь упоен чечевицей.



Ах, до нас ли сим феям аллей,

Битый гипс отражают зерцала,

Ныне столы и звезд тяжелей,

А иного юдоль не взерцала.



В нощный тлен Гефсиманских садов

Претеклись золотыя виньеты,

Где меж червою битых плодов

Тускло наши горят силуэты.



XXXIX



Возрисуют архангелов тьмы

В бестиариях тронные жала,

Кисея балов юн суремы

Увиет всезлатыя лекала.



Сон Эрато воздушных шелков

Полон вновь и с парчой кружевницы,

Негой томною дышит альков,

Для пажей нет светлее темницы.



Август мертв и вуали темны,

Злых царевн суе мчат экипажи,

И во нишах кирпичной стены

Млечноалые тлеют купажи.



XXXX



Эльфы ныне пируют, винтаж

В темнокрасных гостиных и залах,

У парадника тих экипаж,

Звезды бледные спят на порталах.



Одалиски ночей веселят

Столованье, пурпурного эля

Отослать южным феям велят

Колумбийские сны Габриэля.



Ведьм ли спрятал базальтовый грот,

Хоть вином источатся муары,

Где златыми плодами Саррот

Меловниц овила будуары.





* Контакт: mettropol@gmail.com

 

Яков Есепкин





Порфировый шелк





* Подобное реформаторство сейчас -- вызывающее исключение из правил, а точнее -- априорная художническая фантасмагория. Тем не менее данный феномен существует в реальности. Примечательная деталь: Есепкин построил книгу таким образом, что все ее составные части (полисы) как бы находятся в зеркальной геометрической фигуре исполинского размера и естественно видятся под смещенным углом зрения.



Цитата из презентационного текста на Белградской и Стамбульской Международных книжных выставках-ярмарках



XXXXI



Сына Эос оплачет, роса

Лишь убойная хладна, в Париже

Тигров гасят: зажжем паруса,

Леты царствие Савское ближе.




Любят кафисты волны, а мы

Темный мрамор любили, царице,

Что алмазам беречься зимы,

Востоскуй, наши веи на Рице.




Мемнон, Мемнон, асийские мглы

Остье жгут иль парчовые лона

Сеннаара – преалчут столы

Званцев с мертвою розой Колона.




XXXXII



Темный мрамор со чел обием,

На пиры заявимся честные,

Се опять во тлеющем своем

Звездном вретище агнцы страстные.



Хороши ль для отравы сады

Гефсимани, каким вседивятся,

Всюду битые тлеют плоды,

Цины злобно корицей давятся.



А бегут ко столам и следят –

Им еще ли, еще потакают,

И садовую мглу преедят,

И бисквиты в серебро макают.



XXXXIII



Спит Петропль на тяжелых шелках,

Сильфы тешат барочные арки,

Менестрелям во бледных руках

Низа с Мартою носят огарки.



Белошвейки меж свеч превитых

Завершили свое пируэты,

Круги див бланманже со златых

Блюд ядят и не помнят диэты.



Сфинксам гипсовых темных аллей

Томность лядвий забыть ли шелковых,

Путрамент сей чернил тяжелей,

Слитых в остие мраморов новых.



XXXXIV



Амальгамы фиванских зерцал

Обойдем по тлеющимся косам,

Кто оконницы ада взерцал,

Их укажет хотя камнетесам.



Винодержный фарфор навили

Гиацинтами – урна за урной,

В Гефсиманских садах волокли

Сех ли агнцев по хвое траурной.



Всё Геката боялась узреть

Нас во милой юдоли, где Ады

Преклянутся еще умереть

И о небах горят колоннады.



XXXXV



Труть в лафитниках нощи темней,

Пей, август, мышъяки с озолотой,

Яко нет августейших огней,

Хоть зардеются лилии слотой.



А и стоило морок белить,

Васильков соберечься обрядных,

Будем тонкую чернь веселить

Иль стенать во дворцах желтоядных.



Меццониты румяна прельют

На райские опады всетучно,

И восплачем, где Парки снуют,

Лишь рыдание здесь благозвучно.





* Контакт: mettropol@gmail.com

 

Яков Есепкин





Порфировый шелк





* Читательскую аудиторию, поклонников и ценителей творчества гениального художника — с Новым годом и Рождеством!





XXXXVI



Померанцы базальтовой тьмой

Обовьются во нощных трапезных,

Мы распишемся млечной сурьмой

И бежим Цин и гоев любезных.



Се, пусты вековые столы,

Се планида, какой ныне амок

Выгнал юд из порфировой мглы

В парфюмера диаментный замок.



Но молчите, камены, письма

Вами ль тусклая нитка ведома,

Пусть упьется царица Чума

Ядом с кровью за оба их дома.



XXXXVII



Мрамор в желти фиванских аллей

Сомрачит небозвездная Геба,

Се и мы – алчем яду лилей,

Не хотим всепурпурного хлеба.



Столы шумные выбила тьма,

Лить преложно вино и араки,

Вейся нощно, царица Чума,

Преливай золотыя сумраки.



Где царевен юдольный приют,

Что юдицы о небе смеются,

И не чокаясь яды пиют,

И во шелках сиреневых бьются.



XXXXVIII



Кора, Кора, се млечная мгла,

Увили нас колючки живые,

Празднопевчих с ума ли свела

Цветность ночи и то ль пировые.




К оконницам припали одне

Четверговки, алмазные донны,

Цвет гранатовый в свечном огне

От колонны влекут до колонны.




Как еще и сугатно парит

Морный этот нещадный сакрамент,

Где виется и нощно горит

Меж гранатов их тусклый диамент.




XXXXIX



Христиания Мунка вспоет,

Рамбуйе заречется Довиля,

И трефовая нега скует

Поэтический сон Теофиля.




Что пииты: сидят в неглиже

За столами камен волооких,

Трюфли ищут на тарском уже,

Свитом розою ветров жестоких.




Не художникам балы венчать,

Суе розы оне и срывали,

Грянут литьи – укажем печать,

Коей ангелы сех муровали.






* Контакт: mettropol@gmail.com

 

Яков Есепкин





Застолья с гуриями и меловницами



* «По сути он совершил революционный, в рамках строгого искусства, прорыв, книга с филигранной четкостью и точностью определила позиции вечных сторон, кто же -- по ту сторону Добра и Зла, кто адаптирован к земной бытийности и в состоянии трансформироваться при необходимости. Архаическая минорная лексика является прелюдией, читатель входит в некую наднебесную обитель, странный сюрреалистический Город, где утопленные ангелы медленно плывут по черным каналам. Уж не аллюзия ли это Петербурга с Мойкой и Фонтанкой, града, нам давшего цвет русской мистики?»



Цитата из презентационного текста на Белградской и Стамбульской Международных книжных выставках-ярмарках





Седьмой фрагмент



Золотыя эклеры — со мглой

Одесных именинных столешниц,

Виждь, исколоты червной иглой

Бутоньерки лилейные грешниц.



Лей, Кибела, мерцающий яд

В ночи амфоры, яко подавны

Эти сны и на шелках гияд

Тьму клюют стимфалийские фавны.



Иль начинут меловницы весть

Нить златую по хлебам-емине,

Мы тогда соявимся как есть

О пиров нетлеенном кармине.



Четырнадцатый фрагмент



Фляки нежные, лэкех, арма

Яств чудесных пьянит коринфянок,

С нами вместе царица Чума,

Хладны веи Адилий и Бьянок.



Гей, шампанское несть, иль вино

Молодое лекифии прячут,

Во альковниках ныне ль темно,

Девы что ж и смеются, и плачут.



Яд на хлебы со усн затечет,

Отемнятся шелка меловые,

И Господе каменам речет:

Се они, их лишь ждут пировые.



Двадцатый фрагмент



Вишни чинят меловницы тьмой,

Яства дивные феи столовий

Озлачают рифленой тесьмой,

Нощь пуста, крик доносится ль совий.



Яко гурии нас и влекли

К хлебам райским, о девах ли снимем

Апронахи: виждите угли,

Ночь зерцайте, пасхалы мы имем.



И начнут очеса их темнеть,

Мелом выбьются лилии Ада,

Сколь фуринам утешно звенеть,

Где и вишни — с атраментом сада.





* Контакт: mettropol@gmail.com

 

Яков Есепкин



Застолья с мраморными феями



* «Отчасти именно лексическая аутентичность завлекает странников, решившихся на путешествие по загробному миру. Есепкин в нем один, без проводника, но подает надежду входящим в порфирную обитель. Эстетическое звучание творчества Якова Есепкина, внешняя мрачность эталонно соответствуют канонам избранного жанра, ассоциируются с изысканной художественностью. Более поздние тексты и книги мастера столь же оригинальны, самобытны, аутентичны. Он входит в элитарный круг литераторов, претендующих на получение Нобелевской премии.»



Цитата из презентационного текста на Белградской и Стамбульской Международных книжных выставках-ярмарках





Пятый фрагмент





Хладный августа огнь золотей

Ночь от ночи, ах, морок сияний,

Где и юные дети детей,

Где и лядвия сонных ваяний.



Хоть меж нимф царскосельских вино

И глинтвейн разлием по куфорам,

Аще мрамор альтанок давно

Тускл и нем — время славиться Орам.



И оне воспоят лебедей

Цветью мглы, эолийской росою,

Ночи статуй иль пьяных блядей

Истеняя холодной красою.



Одиннадцатый фрагмент



На портальниках сада тлеют

Золоченые августом фавны,

Меж дерев ли юдицы блюют,

Их червовые хлебы отравны.



Иль одно шелк менад течен мглой,

Содомитский атлас небоволен,

Всяка дщерь — с ядовитой иглой,

Абрис Низы червов и уголен.



Дивно ль яствия столов пышны,

Юны хлеб во серебро макают,

И в Цецилий кошмарные сны

Мирра ночи и яд истекают.



Шестнадцатый фрагмент



Хлеб асийский в патерах златых

И не черств, маком дышат емины,

Выльем барву ли с веек пустых

На истекшие мглой керамины.



Будет эта цветочность гореть,

Будут мраморны Юзы и Ханны,

Положат нам еще умереть,

Где и феи садов недыханны.



Иль Господе велит ангелам

Пир скликать о букетниках циний,

И тогда мы внесем ко столам

Битый золотом уголь начиний.



* Контакт: mettropol@gmail.com