ЧЕЛОВЕК КАК ПРЕДМЕТ ФИЛОСОФСКОЙ НАУКИ

Вопрос о природе гуманитарного знания по сути своей состоит в следующем: каковы те адекватные теоретические, познавательные средства, при помощи которых можно вскрыть специфическую природу человеческого существа?

Ответ на данный вопрос предполагает ряд альтернативных подходов, сформировавшихся в истории познания и имеющих место в составе современной науки.

Первая из таких альтернатив состоит в соотношении «научного» и «донаучного» /вненаучного/ постижения действительности. Она питается пафосом ложного критицизма в отношение понятийного освоения действительности как, якобы, «одномерного» и «бездуховного», неспособного получить доступ к сокровенным «тайникам» человеческой души и выражению «многих» явлений человеческого существования.

Достойную отповедь мнимо оригинальным претензиям такого рода дал, в своей «Феноменологии духа», Гегель: «философия, следовательно, должна-де… не столько вернуть хаотическое сознание к мысленному порядку и простоте понятия, сколько, наоборот, свалить в кучу то, что разделено мыслью, заглушить понятие, устанавливающее различия, и восстановить чувство сущности, дать не столько уразумение, сколько назидание. Прекрасное, священное, вечное, религия и любовь – вот приманка, которая требуется для того, чтобы возбудить желание попасться на удочку» /Гегель Г-В-Ф. Феноменология духа. Соч., т.4, М., 1959, с.4./ Не на понятие, а на экстаз, чувство, интуицию, созерцание и бурное вдохновение призывают опираться поборники такого знания. Они воображают, «будто обволакивая туманом самосознание и отрекаясь от рассудка, они суть те посвящённые, коим бог ниспосылает мудрость во сне; то, что они таким образом на деле получают и порождают во сне, есть поэтому также сновидения» /там же, с. 5./

Последующие альтернативы человекознания возникают уже на почве собственно научной, сознательно опирающейся на понятие в его дискурсивной форме.

Среди них: обще-научный, естественно-научный, частно-научный и философский подходы. Их различение – задача далеко не простая, ибо, как свидетельствует опыт, они, порой, принимаются один за другой.

Так, нередко происходит отождествление подхода общенаучного - с философским на том единственном основании, что общенаучные понятия характеризуются повсеместностью их применения. Между тем, если верно, что обще-научные понятия «фиксируют топологические отношения реальных вещей (отношения включения, порядка, соответствия)» /см.: Лойфман И.Я. Принципы физики и философские категории. Свердловск, 1973, с.22./, то их «всеобщность» имеет чисто рассудочный, и потому общераспространённый, характер, о чём свидетельствует их грамматическая форма (частицы, типа, «внутри», «вовне», «здесь», «там», «до», «после», «между», «туда», «оттуда» и др.)

Бесплодность подмены философского анализа общенаучными понятиями (сл-но, анализом нефилософским), особенно очевидна, на наш взгляд, в попытках системного решения социально-биологической проблемы, когда термин «системность» просто упраздняет самую задачу, а именно: найти действительную связь «чувственных и «сверх-чувственных» параметров человека. Например, признавая, что человеческая деятельность – это особый «биокультурный процесс», Э.С.Маркарян, в конечном итоге, вынужден утверждать, что «задача установления того, каким образом происходит это удивительное соединение, ещё стоит перед наукой, которая, по сути дела, только сейчас подходит вплотную к данной проблеме». /Маркарян Э.С. Системное исследование человеческой деятельности. Вопросы философии, 1972, № 10, с.86./

Весьма часто происходит так же отождествление философского подхода к человеку – с его психологическим и, особенно, социологическим пониманием. Ближайшей причиной этого является то обстоятельство, что категориальный аппарат, точнее, номенклатура категорий, у философии и социологии весьма сходны. Это относится к понятиям «человек», «личность», «сознание», «социальное», «деятельность», «практика», «труд», «общество» и т.д. Большинство профессионально работающих авторов со всей определённостью исходят из того, что, например, философия, естествознание и политэкономия суть «вещи разные». Но в гораздо меньшей степени учитывается (а порой и совсем не учитывается!) то, что «философия» и «социология» – это тоже не одно и то же, а так называемый «философско-социологический» подход к соответствующей научной проблеме по сути своей весьма напоминает «деревянное железо».

То же и относительно психологии. Вербальное сходство её категориального аппарата с понятийным составом философии есть почва для проникновения в последнюю -–психологизма.

Между тем собственно философский подход к проблеме человека обладает ярко выраженной суверенностью и является единственно адекватным для такой цели как выражение гуманистического (гуманитарного) измерения человеческого бытия. Его нельзя смешивать ни с донаучным (религиозным), ни с общенаучным (системным), ни с естественно-научным (биологическим, физиологическим и т.д.), ни с частно-научным (социологическим, психологическим) методами. Философия, в соответствии с методом восхождения от абстрактного к конкретному, берёт человека именно со стороны его ВСЕОБЩНОСТИ. Иными словами, вопрос вовсе не в том, из чего складывается человек (физически, психически, социально), а в том, что есть сущность человека, каковы её формо-образования на уровне элементарном и уровне всеобщем. Точнее, элементарно-всеобщем и конкретно-всеобщем.

Иначе говоря, каков СТОЙХЭЙОН человечности?!

В философии довольно рано сложилась прочная традиция вычленения сущности человека, в противоположность его чисто натуралистическому пониманию. Скажем, по Аристотелю, человеческие способности вообще и такое их качество, как «гнев», в частности, было бы определено по-разному естествоиспытателем и диалектиком (философом). «А именно: диалектик определил бы гнев как стремление отомстить за оскорбление или что-нибудь в этом роде; рассуждающий же о природе – как кипение крови или жара около сердца»./Аристотель. Сочинения в 4-х томах. Т.1, М., 1975, с.374./

Философия, рассматривая человека (человеческого индивида и его мир), берёт его в аспекте формы. «Форма» - это синоним сущности, имманентной определённости той или иной вещи, её «душа». Например, топор: «сущностью его было бы бытие топором, и оно было бы его душой». То же и с глазом. «Если бы глаз был живым существом, то душой его было бы зрение. Ведь зрение и есть сущность глаза как его форма (глаз же есть материя зрения); с утратой зрения глаз уже не глаз, разве только по имени» /там же, с.395./

…Человек, как всякая вещь природы (=Космоса), как и животное, например, обладает «формой» и «материей». Однако, для животного и растения форма вещи дана только вместе с вещью, точнее, с её – субстратом. «Причина в том, что у них нет ни средоточия ни такого начала, которое бы воспринимало формы ощущаемых предметов, а они испытывают воздействие вместе с материей»./там же, с.422./ Человек же – не срощен с субстратом своего органического тела. Его «душа» (форма) имеет своей «материей» не само тело, а окружающие его вещи, в их бесконечности и многообразии. Многообразие таких вещей, в своей качественной определенности, и составляет многообразие форм, которые и являются для человека его специфической «материей», его «вторым телом», тканью всех его способностей. «Поэтому правы те, кто говорит, что душа есть местонахождение форм, с той оговоркой, что не вся душа, а мыслящая часть, и имеет формы не в действительности, а в возможности»./там же, с.433-434./

В силу сказанного, человек способен жить (=быть!) как бы сразу В ТРЁХ ИЗМЕРЕНИЯХ.

Во-первых, в естественном измерении своего органического, природного тела.

Во-вторых, в искусственном измерении, т.е. в «измерении» форм, окружающих его вещей, отделённых от самих же вещей в пространстве и во времени – в пространстве его «второго тела».*

Наконец, в-третьих, человек живёт в измерении идеальном, или, по выражению Аристотеля, не только «в душе», но и «в уме». Ведь, если он способен отделять форму вещи – от её материи, то, следовательно, способен отделять форму – от самой же формы. То есть, реальную форму вещи – от формы идеальной.

Не случайно, по определению, «душа есть как бы рука: как рука есть орудие орудий, так и ум – форма форм». /Аристотель. Соч., т.1, с.440./ В силу этого философского логоса, понятия материи (субстрата), материальной формы (душа или логос), а так же ума (форма форм) – В ПОЛНОЙ МЕРЕ ВЫРАЖАЮТ СПЕЦИФИКУ И ПОЛНОТУ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО СУЩЕСТВОВАНИЯ. На почве философии ими же объясняется сам переход реального – в идеальное и обратно, как переход «формы – в форму» и «формы – в материю».

Например, способность к врачеванию есть форма здоровья одного человека, воплощённая в теле другого человека – врача. Форма же самой этой способности есть, ни что иное, как, медицинское знание (=идеальное здоровье!)

Здоровье, следовательно, существует трижды, а именно: как больной человек; как лечащий его врач и как познания в медицине.

Отсюда «основное определение способности в её первичном смысле будет такое: она начало изменения вещи, находящаяся в ином или в ней самой, поскольку она иное»./Аристотель, там же, с.164./ Другими словами, специфическая природа человеческого существа (=способность… к человеческой способности) состоит в том, что оно отделяет себя от самого же себя, отделяет свою форму от своей материи и превращает эту форму – в материю себя самого.

Словом, способность… суть АРХЭ.

Эта традиция чёткого размежевания собственно философского понимания человека, в отличие от его натуралистического (и, вообще, редукционистского) толкования, со всей определённостью была выражена и поддержана Кантом. Резюмируя смысл своего «критического» пафоса, он писал: «Учение, касающееся знания человека и изложенное в систематическом виде (антропология), может быть представлено с точки зрения или физиологической, или прагматической. – Физиологическое человековедение имеет в виду исследование того, что делает из человека природа, а прагматическое – исследование того, что он, как свободно действующее существо, делает или может и должен делать из себя сам». /Кант.И. Сочинения в 6-ти томах. Т.6, М., 1966, с.351./ Если, с позиций естествознания, человек есть конечная вещь среди конечных же вещей природы, исключающих всякую способность к само-детерминации, то с позиций философии он есть существо универсальное, вещь бесконечная, следовательно, способная к само-определению, само-деятельности и свободе.

Эта универсальность, по Канту, конкретизируется в философии через целую систему своих генетически развитых формо-образований. Исходным формообразованием здесь выступает техника, или механическое умение для пользования вещами. «Отличительные свойства человека как разумного животного видны уже в форме и организации его руки, его пальцев и кончиков пальцев, отчасти в их строении, отчасти в их тонкой чувствительности, благодаря которым природа сделала человека способным не к одному виду пользования предметами, а неопределённо ко всем, стало быть к применению разума». /там же, с.577./

-------------------------------------------

*Это второе тело, т.е. то, что Аристотель называл «душой», «формой» или «логосом», Гегель – «всеобщей неорганической природой индивида», а К.Маркс – «неорганическим телом человека», само обладает двойственной природой. Ведь, с одной стороны. Все человеческие способности суть формы природных тел, а с другой – все они есть специфическое тело природных форм, иначе, материальные формы. Вот почему различие и разделение способностей – факт материальный, хотя и… «чувственно-сверхчувственный».

Следующим формообразованием универсальности является прагматика, т.е. умение использовать других ради своих целей, но уже через «цивилизацию» и «культуру», которая определяется Кантом как «приобретение разумным существом способности ставить любые цели вообще (значит в его свободе)». /И.Кант. Соч., т.5, М., 1966, с.464./

Завершающей формой самоопределения человека, его само-законодательности выступает нравственность, «практический разум», т.е. действия по закону свободы в отношении к себе и к другим.

…Это теоретическое выведение «технического разума», «прагматического разума» и «разума практического» соответствует, по Канту, основным софио-генетическим ступеням жизни отдельного человеческого индивидуума. «Человек достигает полного применения своего разума, если иметь в виду его умение (способность осуществить любое намерение), примерно к двадцати годам; если иметь в виду житейскую мудрость (способность использовать других людей для своих целей) – к сорока, а мудрости он достигает примерно к шестидесяти годам; но в этот последний период, - грустно замечает философ, - мудрость бывает скорее негативной: она даёт нам понять всю глупость двух первых периодов». /Кант И. Соч., т.6, с.440./

Что же касается позитивной стороны человеческой мудрости, то она заключается в следующих трёх максимах: 1/ мысли сам; 2/ мысли себя в общении с людьми и на месте другого человека; 3/ всегда мысли в согласии с самим собой.

Однако, сущность человека, со стороны её всеобщей определённости, схватывается философией в противоположность не только естествознанию, но и психологии. Например, И.Г.Фихте находился в состоянии постоянной полемики со своими оппонентами, обвиняя их в полнейшей неспособности понять смысл и значение центральной категории его философии – абсолютного «Я». Отметая раз за разом анекдотические интерпретации, он постоянно разъяснял, что «яйность и индивидуальность суть весьма различные понятия… С помощью первого мы противополагаем себя всему, что находится вне нас; и под ним мы разумеем не только нашу определённую личность, а нашу духовность вообще»./Фихте И.Г. Избранные сочинения, М., 1916, с.492./, родовую определённость человека, взятую со стороны её развитой формы, т.е. со стороны универсальности, доведённой до самоопределения.

…Безусловно, сказав «я», человек подразумевает именно себя как некое единичное, совершенно определённое лицо. Однако, ведь, «я» является также и всякий другой, а не только этот «самый» индивид.

Следовательно, вместо особенного предиката я, помимо своих намерений, высказал о себе предикат всеобщий! И этот предикат говорит (мне- обо мне!), что я есть, прежде всего и главным образом, субъект, а не что-либо иное, а именно: родо-субъектен или (и) субъкто-роден.

По словам Гегеля, мысля о Я, нельзя опускать его как субъект: субъектность «есть деятельность вообще», «принцип бесконечной отрицательности», «бесконечная форма», «свободная сила самоопределения» и «в самом этом самоопределении не содержится ничего, кроме него самого». Субъект – «гений», господствующий над особенными определениями человека. А характер лица-субъкта состоит, скорее, в том, чтобы снимать свою изолированность и свою отдельность. Поэтому, «субъективность состоит в том, чтобы соединять в себе противоположные принципы, олицетворять собою власть, которая выносит это противоречие и уничтожает его в себе»./Гегель Г. Философия религии в 2-х томах. Т.2, М.,1977, с.22./

Но «если Я берут, не постигая его в понятии, лишь как простое представление… то оно абстрактное определение, а не отношение самого себя, имеющее своим предметом само себя; - в этом случае оно лишь один из крайних членов, односторонний субъект без своей объективности, или же оно было бы лишь объектом без субъективности…. Эта нераздельность двух форм, в которых оно противополагает себя самому себе, принадлежит к неотъемлимой природе его понятия»./Гегель Г. Наука логики в 3-х томах. Т. 3, М., 1972, с.236-237./

Словом, для философии «Я» есть индивидуализация всеобщего в человеке и, одновременно, - всеобщность его индивидуальности. Я – это всеобщая форма всеобщего, или: всеобщее, взятое со стороны своей собственной формы.

Потому-то, при помощи «я», мы грамматически, психологически, социально и юридически не только отделяем себя от других людей, но и отождествляем себя с ними. Психология же берёт этот феномен лишь со стороны его различия, как, впрочем, проделывая это и с другими человеческими способностями.

…Если психологическое я может быть «действующим», «мыслящим», «грезящим» или «созерцающим», то философское я – всегда одно. Я - КАК «ОДНО» – наиглавнейший ФИЛОСОФСКИЙ ИНТЕРЕС!

Технология изучает активное отношение человека к природе, но само-изменение человеческой природы, в процессе изменения природы внешней, изучает философия.

Психология изучает «действия» человеческих индивидов, но что человек – «существо деятельное, следовательно, «само-деятельное» – это интересует прежде всего и главным образом философскую науку.

Психологически воспитание всегда предполагает воспитателя и воспитуемого. Но что сам воспитатель должен быть воспитан (К.Маркс) – это прозрение в компетенции философии.

Для психологии мышление – это «одно», а воля – это «другое». В философии же речь идёт о «теоретическом разуме» и «разуме практическом», т.е. формо-образованиях одного и того же.

Человеческая способность как таковая, т.е. в её целостности, не привязана к психическим структурам отдельного индивида или к общественной форме их кооперации (социальному статусу). По существу своему являясь способом деятельности, она (способность) существует как опосредующий и само-опосредующийся переход индивидуального – в родовое. И обратно. Ведь «способ существования индивидуальной жизни бывает либо более особенным, либо более всеобщим проявлением родовой жизни, а родовая жизнь бывает либо более особенной, либо всеобщей индивидуальной жизнью»./Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т.42, с. 119./ Поэтому способность не срощена, также, ни со своим органическим телом, ни со своими непосредственно-индивидуальными органами, ни с органами непосредственно-коллективными.

Все они суть частная форма её (способности) всеобщей, универсальной определённости.

С учётом сказанного, человек, в своей развитой форме (человечной «человековости» или человековой «человечности»), выступает, со стороны психологии, как «гармоническая личность». Со стороны социологии он есть «личность всесторонняя». Философия же определяет человека как существо универсальное, следовательно, как «целостную личность».

Однако, размежевание между философским подходом к человеку и всеми разновидностями нефилософского его толкования ставит нас перед лицом новых теоретических трудностей. Эти трудности возникают и решаются уже на почве самой философии как философии.

Так, в литературе существует дискуссия о том, в какой степени философия, понятая в качестве учения о мышлении, может выступать также и адекватной философской концепцией Человека, синонимом марксистского человекознания. Ведь если логика суть наука о мышлении, то философия как логика и есть, так сказать, «философская антропология»!

«Если верно – а это, безусловно, верно, - что в теории диалектики и её категориальных определениях зафиксирована вся предметная деятельность во всём объёме…, то возникает вопрос, не является ли истолкование категорий диалектики только как универсальных форм познания… несколько ущербным», - пишет А.А.Хамидов. Теория диалектики не может не включать в себя и субъекта предметной деятельности, ибо «категориальные формы могут быть рационально поняты только как универсальные определения субъектного… бытия». Однако, «существуют ещё измерения нравственности и художественно-эстетической действительности. Субъект как субъект предметной деятельности не есть только субъект познания…, но он есть в то же время также нравственный и художественно-эстетический субъект»./Хамидов А.А. Нравственное содержание и нравственный смысл диалектики (К постановке проблемы). В кн.: Диалектика и этика. Алма-Ата, 1983, с. 92, 93, 93./

В противоположность этому, по утверждению С.Н.Мареева, «подлинная истина… появляется не иначе, как на острие противоречия, и постичь её способен только тот, кто имеет мужество идти навстречу противоречиям: к принятию диалектики человек морально должен быть готов. Диалектическое мышление воспитывается, ему научить нельзя, а если к освоению диалектики приступает человек, нравственно к этому не готовый, то диалектика в его руках превращается в софистику»./Мареев С.Н. Нравственность диалектики и безнравственность метафизики. Там же, с. 114./

«Особенностью материалистической диалектики как логики, разрабатываемой на основе исторического материализма, - пишет А.А.Сорокин, - является то, что она связывает развитие человеческого мышления с развитием социальной организации и содержания всей человеческой жизнедеятельности, с её преобразованием на началах коммунизма. Материалистическая диалектика выступает средством формирования мышления всесторонне развитой, целостной личности, для которой нравственные проблемы отнюдь не являются чем-то потусторонним по отношению к её… специализированной деятельности… Забвение этой стороны дела неизбежно приводит рано или поздно к выхолащиванию гуманистического смысла работы в области логики, к превращению материалистической диалектики в новую формалистику и схоластику»./Сорокин А.А. Логика и нравственность. Там же, с. 123./

Парадокс, следовательно, в том, что мышление, являясь «одним из» родовых определений человека ( в противоположность узко-психологической его интерпретации), репрезентирует все прочие его определения, все другие человеческие способности как бы «нацело». Иными словами, парадоксальность в том, что логика, будучи частью философии, полноправно представляет собой философию как таковую.

По словам К.Маркса, «признание трёх всеобщих свойств – рассудка, сердца и воли – есть нечто общеизвестное со времён Аристотеля и стоиков»./Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т.3, с.516./ То есть, чувственность, мышление и воля есть основные определения человеческого существа. И поскольку, с позиций философии, взятой в её целом, человек является «вещью универсальной», то, по законам все-единства, эта универсальность особенным образом модифицирована в каждом из указанных определений.

Так, человек как чувственно-универсальное существо – это предмет эстетики, а не естествознания, которое уравнивает чувственность человека и животного. «Чрез то только человек и есть человек, что он – не ограниченный, как животное, а абсолютный сенсуалист, что его чувства, его ощущения обращены не на это или то чувственное, а на всё чувственное, на мир, на бесконечное, и притом, часто ради него самого, то есть ради эстетического наслаждения»./Фейербах Л. Избранные философские произведения. М., 1955, т.1, с.231-232./

Человек как мысляще-универсальное существо – это предмет логики.

А человек как действующе - универсальное существо есть предмет этики.

Каждая из этих философских наук берёт Человека ЦЕЛОГО, но «целостность» эта зафиксирована в особенной форме. В свою очередь, целостность в форме целостности, или универсальность в форме универсальности даны именно в философии, но как переход «чувства» – в «мысль», а мысли – в «дело» и обратно. Каждая из названных способностей является «родовой», что отличает их специфически философское понимание от ограниченностей психологизма, натурализма или социологизма.

Дело, однако, в том, что эстетика, логика и этика суть Науки. Предметы их – чувство, мышление и действия человека как модусы его, – осмыслены и проанализированы в форме понятия или в форме мысли, а не как-либо иначе.

Конечно, можно мыслить в форме чувственности – в образах. Можно мыслить в форме дел и поступков. А можно мыслить и в форме мысли. Это, собственно, и есть точка зрения логика по профессии, который исследует мышление как родовую способность человека. Он ищет её проявление не только в словах, но и в образах и в делах.

В этом плане логика интересует и Искусство, и Мораль, и Политика, и Экономика, и Право и ещё многое-многое другое в богатой и разнообразной феноменологии человеческой Жизни. Но для него – это лишь особые формы бытия мысли именно как мысли, «мышления как формы» – в отличие от «форм мышления», как сказал бы Гегель.

Логика по профессии интересует не «логика чувства» (скажем, литературоведение, художественная критика), а «чувство логики» как начало и логический талант - как завершение, собственно логического, образования. Его интересует не «диалектика души», а душа диалектики (скажем, учение о противоречии); не логика поступка, но «поступок логика»*.

Короче говоря, речь идёт не столько о понимании предмета, сколько – о Понятии как ПРЕДМЕТЕ. (Хотя «внутри» понятия – свидетельствует гегелевская школа мирового платонизма – неизбежно имеется и его «предмет»!) Ему важно показать (и доказать, а не просто уверить!), что адекватной формой бытия мысли, именно, как мысли, (а не чувства, мнения или поступка) является понятие: понимающее мышление или мыслящее понятие, мыслящее мышление или понимающее понятие.

Этик же по профессии вполне согласится с логиком в том, что мысли хорошо выражаются в делах и поступках. Но его, как этика, в отличие от логика, интересует не столько поступающая мысль, сколько мыслящий Поступок, как например: «совесть», «долг», «мудрость», «героизм», «самоотверженность», «справедливость», «благородство», «мужество», «достоинство» и т.п.

В свою очередь, эстетик согласится с логиком в том, что мысли хорошо, пластично выражаются в чувствах и образах. Но, опять-таки, его интересуют не чувствующие мысли, но мыслящие Чувства: «прекрасного», «безобразного», «возвышенного», «комичного», «остро-умного», словом, «чувства-теоретики» (К.Маркс).

Вообще же, и в резонёрском рассуждении, и в нравственных делах и в эстетическом созерцании – везде обязательно содержится акт подведения единичного под общее, т.е. акт мысли. Причём, здесь есть не только подведение под общее (=рассудок), но и нахождение, продуцирование соответствующего общего для специфического единичного (=разум), что было квалифицировано Иммануилом Кантом как «определяющая» и «рефлектирующая» способность суждения.

Таким образом, в случае, если мы не отождествляем бездумно философское понимание человека не только с логическим, но также с этическим или эстетическим, то мы видим, что, во-первых, Чувства могут мыслить и действовать; во-вторых, Мысли – действовать и чувствовать, а, в-третьих, Поступки, Воля – чувствовать и мыслить. Этика, логика и эстетика доказывают это на таких феноменах, как «мудрый поступок» или «дерзновенная мысль», мудрое решение» или «низменное желание» и т.п.

По справедливому соображению Людвига Фейербаха, «нам нет нужды выходить за сферу чувственности, чтобы усмотреть в человеке существо, над животными возвышающееся. Человек не есть отдельное существо, подобно животному, но существо универсальное…

-----------------------------------

В том смысле, в каком Ф.Энгельс писал, например, об Аристотеле и Гегеле: «исследование форм мышления, логических категорий, очень благодарная и необходимая задача, и за систематическое разрешение (подчёркнуто нами – В.М.) этой задачи взялся после Аристотеля только Гегель». См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т.20, с.555.

Универсальность, неограниченность и свобода неразрывно между собой связаны. И эта свобода не сосредоточена в какой-нибудь особой способности – воле, так же как и эта универсальность не покрывается особой способностью силы мысли, разума – эта свобода, эта универсальность захватывает всё его существо». /Фейербах Л. Избранные философские произведения. М., 1955, т.1, с.201./

Специфическая для философии трудность здесь состоит в том, что каждая из этих человеческих способностей (как, впрочем и наук!) проявляет своеобразный «эгоизм», т.е. рассматривает все прочие лишь как средство собственного проявления, как повод «само-манифестации». Скажем, Гегель заявлял прямо, что его «Эстетика» – это, собственно, и не эстетика, а «Философия искусства» – неорганический материал для развёртывания силы мысли в теле образов. Учение о религии – это, собственно, «Философия религии», а Евангелие, в частности, учение христианства о троице, суть чувственный образ логического учения о конкретности понятия.

Однако, возможна не только подмена «логики Дела» – «делом Логики», но и наоборот.

Так что же, какая наука способна, с одной стороны, сохранить эту рефлектированность, «представленность» одной человеческой способности – в другой. И, в то же время, исключить этот эгоизм репрезентации, редукции, смешения представляющего материала – с представляемым содержанием?

Особенно вопрос этот относится к способности мышления, ибо оно как бы «одалживает» свою форму для выражения всех прочих способностей, кои собственно мышлением и не являются.

В силу своего, так сказать, демократизма, оно, на поверку, оказывается самым… авторитарным. Философский идеализм и может являться самосознанием «профессионального кретинизма» логика, для которого мышление, в силу общественного разделения труда, и есть единственно значимый предмет.

Однако, именно философская Наука, причём, в её диалектико-материалистическом варианте, способна снять эту ограниченность

Для диалектического материализма «чувство», «мысль» и «дело» суть не только (и не столько) формы обнаружения и бытийствования мышления как родовой способности человека, но, сами по себе, - родовые способности человеческого Бытия. Именно философская наука без всякого редукционизма отдаёт себе отчёт в том, что «мыслящая Мысль», «мыслящая Воля» и «мыслящее Чувство» – это не только разнообразие в единстве, но и единство в разнообразии. Воля и чувство – не просто «отблеск» универсальности, но сама по себе универсальность – нечто самодостаточное и достойное.[1]

В отличие от логики, философия учитывает двойственность мышления не только в том смысле, что мышление есть единство родового и индивидуально психологического (что и составляет специфическую точку зрения науки логики). С позиций философии, мышление есть способ бытия человека, во-первых, как идеально-родового и реально-родового, а во-вторых, как мыслящего родового и как чувствующе-действующего родового существа.

Человек, следовательно, действует универсально (родовым способом) в сфере мышления и, в то же время, действует универсально при посредстве мышления в чувственной и гражданской жизни.

Это весьма тонкое, но существенное различие в понимании мышления состоит в том, что, с точки зрения диалектической логики, человек есть существо мыслящее. А с точки зрения диалектической философии, он - существо разумное.

Сам разум, по определению К.Маркса, есть «та универсальная независимость мысли, которая относится ко всякой вещи так, как того требует сущность самой вещи». /Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. I , с.7./ Мышление же относится к разуму так же, как «идеальная» универсальность человека относится к универсальности «как таковой».

Другими словами, быть существом разумным – значит быть не только мыслящим, но и, в нужный момент, так же, по преимуществу, чувствующим или, по преимуществу, действующим. Следовательно, (к месту и ко времени!) - СВОБОДНЫМ.

Но, ведь, «Логика – деньги духа». /Маркс К и Энгельс Ф. Соч., т. 42, с.156./ Что из этого следует?

А именно: следует, что эстетика, этика и логика является, своего рода, «феноменологической философией», точнее энциклопедией философских наук. Однако, эстетитика и этика – это философия в форме феноменологии. Среди них логика – философия в форме такого «феномена», как понятие. То есть, синоним философии как Науки, философии как таковой.

Методологическая же трудность осмысления всей данной ситуации состоит в том, чтобы не путать предмет как таковой – с той его особенной формой, которая, по самой своей специфической особенности, призвана выражать не себя самоё, а именно всеобщую определённость этого предмета.

С учётом сказанного, философия как наука о мышлении есть наиболее адекватное теоретическое средство осмысление человека в аспекте его «гуманитарной» определенности во всей существенности и полноте.

Валерий МОЛЧАНОВ, кандидат философских наук Учёный секретарь Уральского отделения Философского общества СССР, АН СССР.

Февраль 1985 года.

«ВОПРОСЫ ФИЛОСОФИИ», № 12, 1985 год. Тираж 25800.

 

не врубился в смысл вашей простыни.

Реклама журнала. что ли?

антропология в различных религиях и философских системах различна.

Но изучать ее лучше не на форуме и не по этой бестолковой статье

 

Многабукофф. Ниасилил